Ангус Дитон и система «почти идеального спроса»

Сам Ангус Дитон, принимая почётную награду, скромно отрекомендовал себя как человека, которого «очень волнует бедность во всём мире и поиск экономических моделей, способных сделать жизнь бедных людей лучше».

Уроженец Эдинбурга, Дитон работал во многих университетах мира, но дольше всего (с 1980 года) в Принстоне — в статусе эмерит-профессора. Помимо этого, он также является членом Национальной академии наук США, Американского философского общества, членом-корреспондентом Британской академии и Королевского общества Эдинбурга, профессором экономики Университета Южной Калифорнии, почётным доктором Университетского колледжа Лондона, Сент-Эндрюсского университета, Эдинбургского университета, а также Кипрского и Римского университетов. И это далеко не все его регалии. В 2016 году королева Елизавета II присвоила ему рыцарский титул (рыцарь-бакалавр) за вклад в экономическую науку.

Среди ключевых направлений его исследований — проблема бедности и происхождение неравенства, причём не только на уровне отдельных страт общества, но и между целыми странами. Кроме того, Дитон известен как автор системы «почти идеального спроса», которая в 1980-е и 1990-е годы изменила многие подходы экономистов к исследованиям, а сегодня является фактически общепринятым стандартом.

Потребление и «почти идеальный спрос»

Вплоть до 1980-х годов большинство базовых микроэкономических моделей рассчитывалось на основе допущения, что существует «типичный потребитель», некий «усреднённый человек», обладающий набором стандартных потребностей. Такой подход исследователей-экономистов обеспечивал лишь очень приблизительный результат при оценке спроса. Ангус Дитон предложил другой подход — моделировать поведение потребителей в зависимости от их дохода. Это позволило производить эффективную аппроксимацию реального спроса на те или иные товары или группы товаров.

Кроме того, экономист предложил использовать «псевдопанели» в качестве альтернативы классическим панельным исследованиям. Суть последних состояла в том, что из различных домохозяйств формировалась база для наблюдений, которые велись на протяжении многих лет (а иногда — десятилетий) и позволяли отслеживать множество параметров — таких как соотношение доходов и расходов, уровень потребления различных продуктов и услуг, сбережений и т. д. Панельные исследования дороги, затратны по времени и требуют большой выборки, чтобы избежать «загрязнения» данных. Методика псевдопанели, предложенная Ангусом Дитоном, оказалась более удобной альтернативой: наблюдения год за годом ведутся не по одним и тем же индивидам и домохозяйствам, а по разным, но обладающим сходным профилем с точки зрения уровня доходов, семейного состава, возраста и т. д. Такие данные получить намного проще и дешевле. Как писал «РБК» в 2015 году, эффективность псевдопанелей была важна для конкретных практических задач: как раз в 1980-е годы Всемирный банк принимал решение о том, по какой схеме ему собирать данные по домохозяйствам.

«Почти идеальная система спроса», предложенная Дитоном в статье 1980 года, представляет собой гибкий способ оценки зависимости спроса на каждый товар от цен на все товары и от индивидуальных доходов.

В дальнейшем Дитон продемонстрировал, что потребительское поведение людей, зависящее от их доходов, влияет на накопление капитала в масштабах экономики и бизнес-циклы. Иными словами, происходящее на макроуровне напрямую зависит от того, что делается на микроуровне.

Использование надёжных данных об индивидуальном потреблении домохозяйств позволяет объяснить, а следовательно, и предсказать движущие силы экономического развития. И, как отмечено в сообщении Нобелевского комитета в 2015 году, методика Дитона позволила перейти от сугубо теоретических изысканий на основе обобщённых данных к практическому применению на базе подробных индивидуальных данных. Дитон также показал, как использование последних может объяснить взаимосвязь между доходом семьи и уровнем потребления калорий её членами, а также степень половой дискриминации в семье.

Уже упомянутая статья 1980 года, которую Ангус Дитон написал в соавторстве с Джоном Мюльбауэром, в итоге вошла в список 20 самых влиятельных исследований, опубликованных в журнале The American Economic Review за сто лет.

Два неравенства

В одном из ключевых своих трудов — книге «Великий побег: Здоровье, богатство и истоки неравенства» (2013) — Дитон показывает, что за последние 250 лет человечество совершило огромный шаг вперёд в развитии здравоохранения и повышении благосостояния людей.
«В течение тысячелетий, — пишет он, — миллионы людей если не умирали в детстве, то влачили жизнь в нищете. Эпидемии чумы выкашивали до трети населения средневековой Европы. Всего два века назад свирепствовала оспа. Ещё до середины 20-х годов прошлого века европейцев и американцев косил диабет, до середины 40-х — туберкулёз, в начале 50-х детей калечил полиомиелит. Мы продвигались вперёд с боями (которые вели наука, медицина и общество), и вот результат: с 1900 года до нашего времени средняя продолжительность жизни в развитых странах увеличилась на 30 лет! Если эта тенденция сохранится, то к 2050 году в Японии и в Австралии средняя продолжительность жизни достигнет 100 лет! Ещё в 1981 году 42 процента населения Земли вынуждено было жить на 1 доллар в день. Сейчас — только 14 процентов». При всём оптимизме автора, он открыто признаёт, что прогресс не снизил разрыва между развитыми и развивающимися странами: наоборот, иной раз имело место увеличение такого разрыва.

То, что мир сегодня находится в лучшей форме, чем когда-либо, — это оценка сродни «средней температуре по больнице». Китай, Гонконг, Малайзия, Сингапур, Тайвань, Таиланд, Ботсвана росли в 1960-2010 годах на 4% в год, средние доходы там выросли в семь раз. С другой стороны, ЦАР, Демократическая республика Конго, Гвинея, Гаити, Мадагаскар, Никарагуа и Нигерия не выросли вообще. Больше того, за 50 лет положение населения этих стран только ухудшилось.

Но поскольку крупнейшие в мире страны оказались среди самых быстрорастущих, условный средний житель планеты Земля сегодня живёт лучше, чем когда-либо. При этом на национальном уровне средние показатели могут разниться радикально.

Однако, по мнению Дитона, даже беднейшие страны имеют все шансы вырваться из порочного круга болезней и нищеты. «Неравенство зачастую является следствием прогресса», — указывает он, приводя в пример развитие медицины: её достижениями сначала пользуются состоятельные слои населения, тем самым получая дополнительные преимущества над остальными. То же самое происходит и с любыми другими инновациями, которые меняют жизнь. Сначала они оказываются прерогативой элит, затем — через какое-то время — становятся доступны тем, кто находится ниже на социальной лестнице.

Но именно прогресс является сначала основным источником увеличивающегося неравенства — и на национальном, и на межнациональном уровне. И это неравенство он рассматривает как нечто скорее позитивное.

«Существенная часть неравенства в мире создаётся потому, что успешные люди создают новое — говорил Ангус Дитон в интервью «Российской газете»[1]  в 2017 году. — Цукерберг, например, стал богатым, потому что придумал Facebook. Да, он внёс вклад в рост неравенства, но согласитесь: всем от его деятельности только хорошо».

Далее он говорит, что у неравенства есть и «тёмная сторона»: «Это когда люди или компании в результате лоббирования получают специальные преференции от правительств, богатеют, внося вклад в неравенство, но многим от этого только хуже. Например, в кризис 2008 года при выкупе рухнувших банков американским правительством богатые стали ещё богаче, получив деньги налогоплательщиков».

Дитон добавил, что его очень беспокоит, «когда люди и компании становятся богаче, не производя нового, не наращивая экономику, а воруя и жируя на ренте». В качестве примера он привёл ситуацию, когда фармацевтические компании вместо создания новых препаратов добивались «от друзей из правительства согласия» на повышение цен на старые лекарства. Политическое ограничение лоббизма в этом плане, считает Дитон, оказывается единственным спасением.

По мнению Дитона, несмотря на всё неравенство в мире, «жизненные условия сегодня — лучше, чем когда-либо в истории человечества». Пропорциональное увеличение доходов тесно связано со значительном ростом долголетия. В целом после Второй мировой войны практически постоянно наблюдался рост доходов и уровня здоровья населения во всём мире — однако сильно сказались два катастрофических явления. Первое — это «Большой скачок», экономическая и политическая кампания в Китае, приведшая к гибели около 35 млн человек; второе — эпидемия ВИЧ/СПИДа. 

Совершенствование здравоохранения вызвано и ростом доходов, и накоплением практических знаний. Дитон полагает, что эти два фактора играют основную роль в улучшении всех остальных аспектов благосостояния. При этом между экономическим ростом и сокращением бедности, отмечает Дитон, совершенно не обязательно есть прямая связь; однако если говорить об уменьшении количества людей, живущих за чертой бедности, то это связано именно со стремительным экономическим ростом двух самых густонаселённых стран мира — Индии и Китая.

Знания о болезнетворных микроорганизмах распространились по всему миру сравнительно быстро. А вот перевод этих знаний в практическую область затянулся на столетия. Например, сегодня любому врачу известны заболевания, вызываемые водными микроорганизмами. Известно и то, что наиболее эффективный способ бороться с ними — развёртывание водоочистительных систем и строительство резервуаров для питьевой воды. «Переход от микробной теории к безопасному водоснабжению и санитарии, — пишет Дитон в своей книге, — занимает время и требует как финансирования, так и функциональности государства; их не хватало сто лет назад и во многих частях мира не хватает до сих пор».

Однако опыт Китая, например, демонстрирует, что экономический рост не становится причиной «автоматического» улучшения здравоохранения: «В Китае это было политическим шагом: по сути, власти решили разменять один аспект благосостояния на другой». При этом, указывает экономист, если анализировать данные, собранные на уровне отдельно взятой страны, между скоростью экономического роста и скоростью снижения младенческой смертности — ключевым показателем уровня здравоохранения — вообще нет никакой связи. Страна может стремительно развиваться, даже богатеть, но медицина — оставаться на низком уровне.

Кстати, в интервью «Российской газете» Дитон отметил, что очень не любит деление на «развитые» и «развивающиеся» страны, считая такую терминологию фактически некорректной: «Мы все — развивающиеся. У любой страны есть возможность дальше развиваться. Например, Конго сегодня попадает в классификацию развивающихся стран, но она никуда не развивается, и это катастрофа. Можно назвать Афганистан развивающейся страной. Швейцария растёт быстрее, чем Афганистан. Богатые страны растут».

Когда же его спросили, какую градацию предпочитает он сам, ответ был вполне прямым: бедные и богатые страны. Но что делает одни страны богатыми, а другие — бедными?

Корни бедности

Вопросами происхождения и преодоления бедности Дитон занимается всю жизнь: это одна из магистральных тем в его работах.

Как и в случае с моделью «почти идеального спроса», к его заслугам можно смело причислить уничтожение расхожего в прошлом мифа о так называемой ловушке бедности. На протяжении десятилетий экономисты полагали, что низкая эффективность труда жителей развивающихся стран связана с вынужденно малым потреблением калорийной пищи. Мало калорий — нет сил на работу, нет сил на работу — неоткуда брать калории, и так по кругу.

Дитон, однако, доказал: в то время как недоедание и голодание — реальное следствие низких доходов, сами по себе малые доходы не являются следствием голодания. А значит, раздача бесплатной еды (в виде гуманитарной помощи) не поможет людям вырваться из «ловушки бедности».

В общем и целом Дитон последовательно отстаивает мысль о том, что от гуманитарной помощи со стороны богатых стран в адрес бедных часто случается больше вреда, нежели пользы. Обоснование приводится очень простое: получая зарубежную помощь, правительства бедных стран оказываются в ситуации, когда им важнее отчитываться перед благотворителями, а не перед собственными гражданами. При этом ключевой причиной неудач в борьбе с нищетой в наиболее бедных странах мира Дитон называет плохое управление, а не дефицит ресурсов. И возможность получать помощь из-за рубежа, по мнению исследователя, приводит к тому, что у правительств нет никаких причин улучшать систему администрирования. Даже наоборот: есть бедные — помощь поступает, нет бедных — нет помощи. А уж в том, как подбивать отчёты, чтобы помощь попала «правильным людям», а в бумагах для жертвователей всё выглядело чисто, любой коррупционер разбирается экспертно.

То есть, конечно, это упрощение: на сегодня помощь бедным странам оказывается с учётом уровня местной коррупции, и разработано множество механизмов, позволяющих удостовериться, что она поступит именно тем, кто в ней особенно нуждается, а не конвертируется в чьи-то загородные виллы.

Поэтому с доводами сэра Дитона регулярно спорят даже его относительные единомышленники.

После выхода «Великого побега» книги Билл Гейтс, основатель Microsoft, ныне активно занимающийся разнообразными гуманитарными и благотворительными программами, специально написал рецензию, в которой раскритиковал книгу, отметив, что практически во всём их с Дитоном взгляды совпадают, но с отношением последнего к институту гуманитарной помощи Гейтс никак не может согласиться:

«Дитон очень много отводит на выражение обеспокоенности по поводу того, что иностранная помощь подрывает взаимоотношения между правительствами и их населением. Его идея состоит в том, что лидеров стран, получающих большое количество помощи, больше заботит мнение жертвователей, нежели граждан. Мне такие доводы всегда кажутся странными. С одной стороны, многие государства — среди них Ботсвана, Марокко, Бразилия, Мексика, Чили, Коста-Рика, Перу, Таиланд, Маврикий, Сингапур и Малайзия — выросли настолько, что сегодня почти не получают помощи. Дитон не приводит никаких доказательств тому, что помощь подорвала их институты или демократические ценности. Его избыточное внимание к институтам, с другой стороны, заставляет его делать огульные заявления вроде того, что «лекарства и вакцинация спасают жизни, но пагубные последствия никуда не деваются». Остаётся только недоумевать, что за пагубные последствия возникают от искоренения оспы, и могут ли эти последствия быть хуже болезни, которая на протяжении столетий убивала людей миллионами каждый год».

С другой стороны, Гейтс признаёт наличие проблем, связанных с распределением помощи: слишком много, с его точки зрения, уходит странам со средним достатком, а не беднейшим; больше помощи должно оказываться адресно, например, программам вакцинации; и, конечно, помощь не должна заменять финансирование от локальных правительств. «Но мне бы хотелось, — отметил Гейтс, — чтобы он [Дитон] уделил больше внимания изучению того, как улучшить подход к оказанию помощи».

Доплачивать за бедных?

Притом что сэр Ангус Дитон является последовательным противником оказания помощи бедным странам, он, как следует из его личных высказываний, совсем не возражает против того, чтобы более состоятельные люди оказывали косвенную поддержку бедным — через социальное обеспечение и финансирование здравоохранения.

«Кто-то должен платить за общественные блага, которые требуют затрат, — говорил Дитон в интервью «Российской газете». — Я родился в 1945 году, когда в Англии ввели систему бесплатного здравоохранения. И мои родители были счастливы, что получили доступ к бесплатному лечению за счёт более богатых налогоплательщиков. Я не очень большой сторонник резкого перераспределения. Но я за то, чтобы богатые и средний класс оплачивали здравоохранение для всех. В этом случае есть смысл в прогрессивной шкале [налогообложения]».

Парадокса тут никакого нет: Дитон регулярно указывает, что качественное здравоохранение наряду с образованием — это залог, а точнее, необходимое условие экономического роста на национальном уровне. И в конечном счёте — преодоления бедности тоже.